Год назад не стало московской поэтессы Надежды Болтянской. Её земная жизнь оказалась недолгой, а к тому же была омрачена хронической неизлечимой болезнью:
Когда я умирала в первый раз,
Мне было страшно. Я не понимала,
Что смерть моя – ячейка мирозданья.
Родившись снова, я отождествляю
Начало и конец. А смерть похожа
На бесконечность, сжавшуюся в точку.
И в точке, словно в маленькой Вселенной,
Я вижу, как подмигивают звёзды
Глазами неродившихся котят.
Но вместе с тем она, несомненно, прожила интересную, полнокровную жизнь, наполненную любовью, дружбой, путешествиями, впечатлениями, поддержкой близких людей, признанием профессионалов, а главное – творчеством. Её печатали журналы и альманахи, высоко держащие планку художественности. Несмотря на все выпавшие на её долю невзгоды, поэтесса не замыкалась в своей скорлупе, не жаловалась, не ныла, а с мудрой стойкостью переносила испытания, посланные судьбой:
Соединив рассудок с чувством вместе,
Не доверяй ни ругани, ни лести,
С улыбкой избегай ненужных слёз
И ничего не принимай всерьёз!
Если бы потребовалось кратко обозначить авторскую манеру Надежды Болтянской, то более всего здесь подошло бы определение «изысканная строгость», которая основывалась прежде всего на верности традиции – классическому канону поэзии. В наше перекошенное, сорванное с оси время это требует и стойкости, и мужества. Когда вокруг так много желающих раскачать постамент русской поэтической лиры, усилия верных её адептов трудно переоценить:
Шагов моих необратимый шёпот,
Невнятный лепет розовых ветвей
И колокольни отдалённый ропот
При лёгком ветре кажутся звучней.
Биение пульса современного мегаполиса отчётливо слышится во многих её стихах, где находится место и назойливому автоответчику, и «армированному кнопочному бетону» мобильника, и перфоленте, и бульдозеру, и бездомным певцам из электрички… Как спасти себя в этом неуютном мире? Конечно, с помощью наших любимых, близких, родных. И ещё благодаря дорогим, душевным материям: искусству, литературе, книгам, а особенно – миру нашей природы, которая никогда не подведёт, не оставит:
День летний, огнедышащий и длинный,
И редкий ветер, как воды глоток;
А бабочка, вспорхнувшая с жасмина,
Похожа на летающий цветок.
И глядя на обитателей московской многострадальной подземки, глаз поэтессы зорко выхватывает экспрессивные образы: эскалатор, похожий на измученного дракона, скрюченная лава двигающегося металла, наши дорогие современники, среди которых и нищие, и мордовороты, принуждённые дышать бензиновым воздухом… Впрочем, это черты не только нашего бытия: западный мир тоже показывает свой звериный оскал: «фальшивый дым марихуаны», «запах гашиша» и другие прелести «цивилизованной» Европы («Амстердам. Впечатление»). Лирическая героиня Надежды Болтянской по-своему переносит тяжесть новейших времён, отважно подпирая тяжесть мира своими хрупкими плечами:
Ну что ж, начнём. Эпоха Водолея,
Магнитных бурь и власти безмятежной,
Дырявым ветхим знаменем белея,
Уже почти слилась с равниной снежной…
Магнитных бурь эпоха Водолея,
Переживём, потерпим, перескочим,
Ещё темна ветвистая аллея,
И это ненадолго, между прочим.
Близкие поэтессы отмечают, что в последние годы своей жизни она была не столь творчески активна, не столь плодотворны были её труды. Но почему-то кажется, что это было продиктовано не только и не столько усилением болезни. Очевидно, с возрастом, с приходом зрелости у неё неуклонно повышался порог требовательности к самой себе, к своему искусству. Свидетельством тому – скромный объём последнего сборника Надежды Болтянской «Когда дрожат простуженные губы». На общем фоне, когда многие современные стихотворцы, готовясь подвести творческие итоги, издают увесистые тома своих сочинений и стараются включить в них чуть ли не полное собрание своих сочинений.
Взамен этого поэтесса скромно оставила после себя изящно оформленное избранное, не перегруженное проходными стихами. Но думается, говорить о проведении жирной итоговой черты по отношению к её творчеству преждевременно. Её неповторимая «ячейка мирозданья» ещё не исчерпана, в ней таятся новые открытия. Очевидно, среди её черновых тетрадей остались интересные произведения, отложенные строгой рукой автора, но заслуживающие читательского внимания. А если так, то впереди нас ждёт новое свидание с поэтессой, потому что «ни тьмы, ни смерти нет на этом свете, мы все уже на берегу морском, и я из тех, кто выбирает сети, когда идёт бессмертье косяком», как писал Арсений Александрович Тарковский, чья поэзия, несомненно, тоже была близка и лирическому дару Надежды Болтянской.
Сергей КАЗНАЧЕЕВ, критик, филолог, профессор Литературного института
«Литературная газета», №43 (от 2 ноября 2016 г.)