Милый, дорогой, единственный, какое у тебя бледное, как будто рисовой крошкой напудренное лицо под обросшими, почти чёрными волосами. Ты спишь, уже сейчас непохожий на большого ребёнка, но всё равно такой трогательный, это я тебя замучила своими ночными разговорами, тебе же вставать чуть свет, и вся наша маленькая семья на тебе держится – ты мне и сын, и отец, и, конечно, муж. Я плохая берегиня и плохая хранительница очага – так, не поймёшь, дитя или старуха. Сначала маленькая девочка, потом подросток, потом девушка, потом молодая женщина, потом молодая женщина, потом молодая женщина… Посмотрите, как трудно передвигается бедная старушка! Я нарочно изменила конец анекдота, чтобы не накликать себе скорый летальный исход – мысль, как известно, материальна, все мы немного буддисты, даже самые ревностные христиане. Наверное, я просто сытая кошка, лежу на диване в самой что ни на есть вальяжной позе и жмурюсь лениво на свет – вернее, светики – блёстки от турецкой люстры.

Сегодня сделала уборку, хотя обычно я её не делаю, обычно я звоню по телефону, или мне кто-то звонит, а беседа может быть о чём угодно – начиная от качества колготок и кончая использованием силлабики в стихах моего приятеля. Ты терпишь их, всех моих приятелей, даже когда я ухожу на кухню и изливаю им душу; на самом деле всё кончается излиянием души, потому и терпишь. Все мои друзья – мужчины немного сумасшедшие, у них свой круг, живущий по законам, от которых меня выворачивает, а тем более тебя, но что такое телефонный трёп! Но, впрочем, вернёмся к уборке: я страшно горда, что квартира у нас сияет, а ты пришёл такой усталый, что даже не заметил этого сияния, и мне пришлось тебе сказать, ноя не в обиде. Ты уже много лет видишь меня в лосинах, в майке и с распущенными волосами, поэтому когда я накрасилась, надела длинную юбку и подколола волосы, тебе было как-то чудно, но ничего, это пройдёт, ты привыкнешь к гордой светской леди, как привык к пушистой кисоньке. Однако, в большинстве ситуаций я всё же останусь пушистой и тёплой. Помнишь, как мы два раза убегали с вечеринок, когда какой-нибудь подвыпивший гость начинал проявлять ко мне интерес? Я тогда тоже была в длинной юбке, но ведь ничего страшного не случилось!  Когда ты подарил мне свою фотографию – ту самую, где ты сразу после армии, я влюбилась в тебя ещё раз, если только можно любить сильнее. Потом я лихорадочно разыскивала свою «двадцатилетнюю» фотографию, и ты согласился, что если бы мы не встретились и совсем молодыми, всё было бы точно так же, как сейчас. А ещё был бы третий, маленький.

Ты знаешь, подружки мои – они безобидные, у них столько проблем, тем не менее они всегда меня выслушивают, когда я лезу на стенку от одиночества, просто я слишком многословна, и ты укоризненно смотришь на меня, на телефон, опять на меня. А подружки мои тебя любят, «какой у тебя муж хороший» и так далее. Некоторых удивляет, что мы семь лет прожили, а любовь как в медовый месяц. Возможно, если бы был третий, маленький, мы любили бы его, а не друг друга, хотя друг друга тоже бы любили, наверное. Живут же тоже мои и твои родители в любви и согласии, дай Бог, чтобы золотые свадьбы справили, а лучше ничего не загадывать. Я чуть не потеряла маму – и продолжаю на неё огрызаться, хотя прекрасно знаю, чем это может кончиться – сытая, наглая кошка. В принципе, я знаю мужчин, которым уже за пятьдесят, а за них всё ещё мамы живут – этот феномен не мною впервые описан. Я знаю и сильных, эмоциональных женщин, которые перечеркнули своё прошлое и спасают то, что есть. Я тоже не хочу жить прошлым. Ты, только ты.